Ветер гнал сизые тучи с востока, нещадно трепля их, словно злой пёс клочья плаща хозяйского недруга.  На улицах, несмотря на довольно ранний час было безлюдно: всех сдуло — и скучающих обыкновенно на солнышке немощных стариков, и беспечных детей, не знающих ни забот, ни времени.

Одинокий человек, пробиравшийся в этот час по узкому проулку, вынужден был одной рукой придерживать  шапочку на голове, чтобы ту не унесло прочь одним из сквозных порывов ветра. Покосившись в очередной раз на хмурое небо, он трижды проклял выбранные девицей для встречи и день, и час, и место.  Более того, думал, что плутовка вовсе не придёт — испугается непогоды, а назавтра не подумает даже соврать.
Вот дал же бог носатому и кривоногому аптекарю дочь-красавицу, лилию нежную, коей не место среди безжизненных сушеных трав и всяких гадких снадобий!  Тибальт заприметил её еще год назад, когда девица только-только вошла в возраст, но думала не о любви, а о венках и куклах. Вот и стал захаживать в аптеку, дружбу с сером Маттео свёл и совершенно очаровал жену его — донну Марию. А уж сколько купленных мазей да снадобий выбросил — раз десять  отравиться и помереть можно было, пользуйся он всем, что рекомендовал добрый сер Маттео хворому веронцу.
Но улучил-таки момент,  шепнул нежное юной красавице, а после, в несколько коротких встреч, сговорились они и на свидание.

Но вот — глаза его не обманули — мелькнул край коричневого плаща в арочном  проеме прохода во двор пустующего дома. Сердце забилось сильнее, и Тибальт не ощущал больше, сколь холоден нынче ветер. «Пришла!», — ликовал он, спеша ко входу.
— Пришла, — выдохнул, увидев в тени девичий силуэт.
Он жалел, что не может видеть в сумраке под аркой ни живых карих глаз Бьянки, ни её алых губ, особенно выразительных на бледном от природы лице — оставалось положиться на память и воображение — великих художников, с легкостью уверивших Тибальта, что темный силуэт перед ним столь же прекрасен, как юная дочка Аптекаря, вчера, в полуденный час принарядившаяся для него, да так, что отец шикнул и отругал, когда вернулся в аптеку с заказанной Тибальтом настойкой.

— Ох, знали бы вы, мессере, какого страху я натерпелась, как плакала ночью, в молитвах прося у Пречистой Девы наставления или знака! — призналась Бьянка, не дав ему начать разговор.
— О чём просила, глупенькая? — он приблизился и привлек её к себе так, словно имел на это полное право.
— Дать знак, коли надобно прийти сюда, или указать, что должно остаться дома.
— И что же, был тебе знак? -  Тибальту уже наскучили расспросы, но он знал, что нельзя вот так сразу переводить разговор на чувства и желать от девицы доказательств её любви.
— Ворона каркала, — шепнула Бьянка, пряча лицо на его груди.
— Так тут к гадалке не ходи, чтобы понять, что значит этот знак.
— Но я пришла. И мне теперь так страшно…

«Столкуемся, — недобро усмехнулся Тибальт,  глядя поверх головы Бьянки в серый просвет прохода за её спиной, — а повезет - так даже сегодня».